«Возвращайся скорей, Микка-Мяу!»

[schurscha]

Да, что ни говори, а греть живот на солнышке — одна из самых больших радостей на свете. Солнце никого не обделяет. Светит на счастливых и на несчастных.
Что-то в этом роде шевелилось в голове коня Серафима — шевелилось вяло и медленно: мыслям лень было скакать по такой жаре, слишком томящей и нагоняющей сон. Но какая-никакая, пусть даже едва заметная и медлительная, как улитка, мысль есть мысль. А мысли, считал конь Серафим, нельзя дать пропасть зря. «Выскажу», — решил он. И сказал:
— Солнце никого не обделяет.
На всех остальных — заслуженного артиста цирка льва Зигфрида Брукнера, неудержимо мыслящего зайца Аромо, медведя Бум-Бу-Бума, который, как всем известно, умеет говорить только «бум-бу-бум», и самого доброго великана в мире Лайоша Урода, — на всех них эта фраза не произвела ни малейшего впечатления. По той простой причине, что они ее, скорее всего, и не уразумели толком. Конь Серафим, правда, пробормотал:
— Ну и что?
А вот кошка Ватикоти — совсем иное дело. Она сразу навострила уши и не поленилась даже приподняться.
— Что ты сказал? — спросила она, прищурившись.
— Я сказал, что солнце никого не обделяет. Оно одинаково светит на всех, — пояснил конь Серафим.
Ватикоти села.
— Как раз об этом я и думала, — сказала она.
— Ну все, теперь не дадут спокойно позагорать, — проворчал лев Зигфрид Брукнер, — их светлость изволили думать.
Все недовольно заворочались: похоже, опять начинался спор.
Кошка Ватикоти продолжила, не обращая на них внимания.
— Нет правды на свете, — сказала она патетически, — и само солнце несправедливо!
Тут уже приподнялся конь Серафим.
— То есть как несправедливо, — негодующе воскликнул он, — если оно одинаково светит и на тебя, и на меня! И на всех.
— А вот и не одинаково! — возразила Ватикоти. — У тебя, например, живот больше, чем у меня, по крайней мере, в десять раз. А это значит, что тебе солнечных лучей достается в десять раз больше, чем мне.
— О господи, — простонал лев Зигфрид Брукнер, — это ужасно! Каких только дикостей вы не выдумываете, чтобы поспорить!
— Это интересно, — медленно произнес самый добрый великан в мире Лайош Урод, — похоже, Ватикоти и в самом деле права.
Тут уже не выдержал Аромо.
— Конечно, — сказал неудержимо мыслящий заяц. — Тому, кто в десять раз больше, достается в десять раз больше солнечных лучей. Но града и холодного ветра ему тоже достается в десять раз больше.
Лайош Урод нахмурился. Мысль Аромо сбила его с толку.
— Вот Микка-Мяу придет, он и решит, кто прав, — сказал Лайош. — Уж он-то знает.
Да, но кота Микки-Мяу не было дома. Рано утром он ушел в город по какому-то срочному делу. Да и причем тут Микка-Мяу! Тут странное дело... Что-то залязгало, задребезжало и загремело. Приятели прислушались: странные звуки все не прекращались. Что-то ритмично бухало и стукало, лязгало и гудело, трещало и хрустело: бим-бум! тук-так! хрип-хруп! Это еще что за чертовщина?!
— Слышите, — сказал конь Серафим, — в небе гремит.
Все удивленно посмотрели на него. Почему в небе? На небе ни облачка, высоко-высоко светит солнце. Но звуки все не прекращались: бум-бум!
— А, — заблестели глаза у кошки Ватикоти, — это, наверное, с арбузового дерева падают арбузы.
Звучало и в самом деле похоже. Падающие арбузы, должно быть, производили именно такие звуки. Но только, конечно, очень большие арбузы. И падающие с очень высокого арбузового дерева. Но — арбузовое дерево? Кто видел арбузовое дерево? Конь Серафим сморщил нос.
— Арбузовое дерево, — пробормотал он, — ну конечно, оно растет рядом с тыквенным деревом, да?
Все усмехнулись, и лишь лицо великана Лайоша Урода выражало невинную радость.
— Ой, как интересно! Ватикоти, а где это арбузовое дерево? Мне так хочется арбуза!
Между тем шум все не прекращался. Что-то все стучало, что-то все гудело! Но приятели словно оглохли — знай хихикают да похохатывают!
— Надо же, арбузовое дерево! — Хлопал себя по животу Зигфрид Брукнер.
Заяц Аромо посмотрел на Лайоша Урода снисходительно-сочувственно:
— Арбуза захотел, бедняжка! С арбузового дерева!
Конь Серафим, усмехаясь, качал головой:
— Эх, милый Лайош, не сильно же ты умен, раз таким небылицам веришь. Арбузовых деревьев не бывает, разве что у Ватикоти в голове.
Неудержимо мыслящий Аромо весело ухмыльнулся:
— Там арбузовому дереву места вполне хватит. Кошка Ватикоти мрачно наморщила лоб и угрюмо
посмотрела на Аромо:
— Одну минуточку! Ну-ка повтори еще раз, Аромо!
— Что?
— То, что ты сейчас говорил о моей голове и об арбузовом дереве.
— Я сказал, что в твоей голове вполне хватит места для арбузового дерева.
«Да он надо мной явно издевается!» — подумала Ватикоти. Морщины у нее на лбу стали еще глубже.
— Иными словами... ты имеешь в виду... Ага, поняла... Ты хочешь сказать, что голова у меня пустая.
Все дружно захохотали. Лишь заяц Аромо притворился серьезным и удивленным.
— Я?! — широко раскрыл он глаза. — Я сказал, всего-навсего, что в твоей голове есть место для арбузового дерева. Ни более ни менее. А как ты там поняла, это уж твое дело. Насчет пустой головы не я сказал. Это ты сама сказала.
Кошка Ватикоти, совсем сбитая с толку, разозлилась:
— Ты всегда говоришь не то, что думаешь. Иной раз неделю можно голову ломать над твоими словами.
Но тут звон, гуд и стук стали вдруг слышны где-то совсем близко. Все на мгновение затаили дыхание. Конь Серафим испуганно завертел головой.
— Нет, это все-таки в небе гремит, сомнений быть не может, — сказал он.
— В голове у тебя гремит! — осмелела кошка Ватикоти.
— Бочку какую-то катят, — вставил лев Зигфрид; Брукнер.
— Или в барабан стучат, — усмехнулся заяц Аромо.
— А может быть, это бочка сама гремит, — заблестели глаза у великана Лайоша Урода. — От хорошего настроения.
Все только диву дались. Ох уж этот добряк!
— Знаешь что, Лайош... — начала было кошка Ватикоти, но ее перебил медведь Бум-Бу-Бум.
Он сказал строго:
— Бум-бу-бум. — И чтобы никто не сомневался, повторил: — Бум-бу-бум!
Все, побледнев, испуганно смотрели на Бум-Бу-Бума.
— Не может быть!.. Ты это серьезно, Бум-Бу-Бум? — Ватикоти еще надеялась обратить все в шутку.
Но конь Серафим перебил ее:
— Конечно, серьезно. Ты когда-нибудь слышала, чтобы медведь Бум-Бу-Бум шутил?
Широкогрудый лев Зигфрид Брукнер почувствовал, как душа его начинает опускаться все ниже и ниже — прямо в пятки. Голос его задрожал:
— Иными словами, ты хочешь сказать, что к нам идет Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
Бум-Бу-Бум молчал, но все поняли по его взгляду: да, медведь имеет в виду именно это. И тут всех словно прорвало:
— О, тогда горе нам! Сюда идет Столбоногий!
— Кувшиноголовый!
— Бочкопузый!
— Блиноухий!
— Корытогрудый!
— Печеротый!
— Дубоголовый и ветропродутый!
Все это напоминало некую молитву. Конь Серафим воскликнул:
— И надо же было этому случиться именно теперь, когда Микки-Мяу нет дома!
Первым пришел в себя заяц Аромо. Жалобы тут не помогут! Подняв лапу, он призвал всех к молчанию.
— Самое главное, — торопливо заговорил он, — сделать кислую мину! Всем. Нам нужно вести себя как на похоронах. Потому что больше всего на свете Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый не любит хорошее настроение.
— Несчастный... — всхлипнула кошка Ватикоти.
— Не хнычь! Ну, все разом стали унылыми-преунылыми!
И как раз вовремя. В это мгновение — бим-бум! — послышался треск сучьев, и на краю лужайки появился столбоногий, кувшиноголовый, бочкопузый, блиноухий, корытогрудый, печеротый, дубоголовый и ветропродутый. Хмуро оглядывая испуганных приятелей, на краю лужайки стоял Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
— Ага, вот и вся честная компания! — сказал он ржавым, скрипучим и трескучим голосом.
Заяц Аромо сделал шаг вперед и смиренно произнес:
— Да, мы все здесь, ты ведь знаешь, мы здесь живем.
— И настроение у вас, конечно, хорошее, а? — проскрипел Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
— Ну что ты, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, какое уж тут хорошее, — торопливо сказал неудержимо мыслящий Аромо. — Как раз наоборот. Настроение у нас плохое.
— Плачем да рыдаем, — соврал лев Зигфрид Брукнер.
— Горюем, — сказала кошка Ватикоти.
— Печалимся, — добавил конь Серафим. Злюк-Клюк гневно топнул ногой:
— Я слышал, как вы смеялись!
Тут Аромо пустил в ход все свое актерское искусство:
— Смеялись? А что это такое, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый? Мы слыхом не слыхивали такого слова.
И все скорее подхватили:
— Да, да, мы и слыхом не слыхивали! А Аромо вовсе вошел в роль:
— Таких слов в нашем обиходе давно уже нет. Смеяться, посмеиваться, улыбаться, усмехаться, ухмыляться, хихикать, хохотать... Что значат все эти слова, мы не знаем.
Но тут кошка Ватикоти не выдержала. Она долго крепилась и давилась, стараясь сдержать смех, но ничего не вышло. Она разразилась звонким, раскатистым хохотом.
Что же теперь будет? Все в страхе смотрели на Ватикоти, боясь вздохнуть.
Глаза у Злюк-Клюка Великоголово-Малоголового выкатились из орбит и зловеще налились кровью.
— Это еще что такое?! — взревел он.
Аромо незаметно стукнул Ватикоти по щиколотке, но это не помогло. Она все смеялась — звонко и раскатисто. Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый уже занес над ней свою страшную лапу. Аромо поспешил шагнуть вперед.
— Дело в том... все это очень неприятно, — лепетал он, — но Ватикоти плачет.
— Что? Что она делает?! — заорал Злюк-Клюк. — Плачет?! Да она смеется! Гогочет! Заливается!
— Нет, нет! Ты не знаешь Ватикоти. Она так плачет. Мы сначала тоже думали, что она смеется... или как там это называется... но нет. Она именно плачет.
— Врешь! — рассвирепел Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
— Поверь нам. Она в самом деле плачет, — сказал Аромо с отчаянием в голосе и укоризненно взглянул на Ватикоти.
Все почувствовали, что неудержимо мыслящий заяц нуждается в поддержке, и подхватили.
— Да, да, она плачет.
— Она всегда так плачет.
— Да, Ватикоти именно так и плачет.
Бум-Бу-Бум смотрел на все это представление с явным неодобрением. В конце концов медведь не выдержал:
— Бум-Бу-Бум.
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый вскинул голову и подозрительно посмотрел на Бум-Бу-Бума:
— Что он сказал?
Заяц Аромо развел лапами.
— Кто знает, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый? Тебе ведь известно, он умеет говорить только «бум-бу-бум».
— Но мне говорили, будто вы его понимаете.
— Только изредка, — махнул лапой Аромо. — Да и вообще, что можно понять, когда говорят «бум-бу-бум»?
Злюк-Клюк верил и не верил. На всякий случай он внимательно оглядел всю компанию. Взгляд его искал Микку-Мяу.
— А где ваш знаменитый предводитель Микка-Мяу? Спрятался?
Ватикоти тем временем перестала хохотать, и Аромо вздохнул с облегчением.
— Нет, не спрятался, — сказал он. — Он пошел в город по делам. Может быть, задержится до завтрашнего вечера. Он просил передать тебе привет. — Аромо тяжело сглотнул. — И сказал: «Если к вам заглянет
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, передайте ему заверения в моем уважении». Да, кстати, мы все тоже тебя очень уважаем,
Злюк-Клюк задрал голову, довольно затопал ногами и надулся как индюк.
— Уважайте, уважайте, — сказал он. — А не то худо будет!
И умолк. Похоже было, что он задумался, хотя трудно сказать, задумываются ли вообще такие огромные злюк-клюки.
— Значит, говорите, этого вашего хваленого Микки-Мяу нет дома? Насколько я знаю, главный у вас он.
Зигфрид Брукнер гордо выпрямился:
— У нас, к твоему сведению, республика.
— А, республика, — произнес Злюк-Клюк, но было видно, что занимает его другое. Лицо его вдруг расплылось в слащавой улыбке. — Я пришел помочь вам.
Во взгляде Бум-Бу-Бума промелькнула гневная искорка:
— Бум-бу-бум!
Слащавость мгновенно исчезла с лица Злюк-Клюка Великоголово-Малоголового:
— О чем это он?
Аромо повернулся к медведю:
— В чем дело, Бум-Бу-Бум?
Медведь повторил презрительно:
— Бум-бу-бум!
На этот раз неудержимо мыслящий заяц нашел в себе смелость чуть заметно усмехнуться.
— Вот видишь, он сказал «бум-бу-бум», — взглянул он на Злюк-Клюка.
Взгляд Злюк-Клюка сделался колючим, как репей.
— Вы мне бросьте шутки шутить, а не то худо будет! Я перед вами распинаюсь, душу выкладываю, а вы насмехаетесь. Вот еще раз перебьете — и не стану вас спасать!
Конь Серафим растерянно посмотрел на него:
— Нас? Спасать? А от чего? — Злюк-Клюк зловеще покачал головой:
— Видно, придется вам кое-что рассказать, вы тогда живо по-другому заговорите.
Похоже было, он не шутил.
— А все-таки — что случилось? — испуганно спросила кошка Ватикоти.
Злюк-Клюк наклонился к ним и шепнул:
— Да будет вам известно, что в лесу страшно расплодились могопачи!
Все смотрели на него, раскрыв рот.
— Какие-какие пачи? — переспросил самый добрый великан в мире Лайош Урод.
Злюк-Клюк обвел взглядом всех по очереди и увидел: все были полны недоумения.
— Вот темнота! — бросил он пренебрежительно. — Не знаете, кто такие могопачи?
Заяц Аромо в нерешительности повертел головой.
— То есть это... — промямлил он, — как это... да вообще-то знаем.
Лев Зигфрид Брукнер выпятил грудь:
— Еще бы!
Конь Серафим тоже соврал:
— Да уж встречались... и не раз. Злюк-Клюк едва сдержал ехидную усмешку.
— Вот я и говорю! — проскрипел он.
Но тут Лайош Урод, оглядев всех невинным взглядом, спросил:
— А в самом деле, кто такие могопачи?
Аромо метнул строгий взгляд на самого доброго великана в мире:
— Помолчи, Лайош, не встревай в серьезный разговор!
— Ну а если я никогда не слышал о могопачах, — настаивал Лайош Урод.
Тут и все остальные набросились на него:
— Прекрати!
— Замолчи!
— Перестань в конце концов!
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый пристально посмотрел на Лайоша Урода.
— А этого умника зовут Лайош Урод, да? — Неудержимо мыслящий Аромо кивнул:
— Он у нас тугодум. Не стоит на него обращать внимания. Главное, что мы знаем, кто такие могопачи.
Медведь Бум-Бу-Бум посмотрел на зайца Аромо, скривился в презрительной усмешке и с глубоким отвращением произнес:
— Бум-бу-бум!
Все были полны недоумения, растерялись, а Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, напряженно вдумываясь, вытянул шею, словно тугоухий гусак:
— Что он сказал?
— Ничего, — поспешил ответить заяц Аромо. Лайош Урод изумленно оглядел всех вокруг. Ничего? Как это ничего? Оглохли они, что ли?
— Да нет, он сказал... — начал он было, но договорить ему не дал конь Серафим: подскочив к неудержимо мыслящему зайцу, Серафим копытом зажал ему рот.
— Зачем ты зажал ему рот?! — проскрипел Злюк-Клюк.
— В день я могу выслушать только двенадцать глупостей, — затараторил конь Серафим. — От тринадцатой у меня всегда случается нервный припадок. А он как раз хотел сказать тринадцатую.
Злюк-Клюк засопел:
— Ну, сейчас я вам покажу, как врать.
Но тут кошка Ватикоти хитроумно отвлекла его внимание.
— Ты остановился на том, любезный Злюк-Клюк, — сказала она сладким голосом, — что в лесу сильно расплодились могопачи.
Злюк-Клюк зловеще посмотрел на нее:
— Что значит остановился? Тебе этого недостаточно?
Ватикоти, растерявшись, неуверенно ответила:
— Да нет, достаточно... конечно. Представляю себе, как им теперь тесно. Надо бы им помочь.
Злюк-Клюк схватился за голову:
— Ты что, спятила? Помочь могопачам?! Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Но им ведь тесно, — оправдывалась кошка Ватикоти.
На этот раз все свое актерское искусство пустил в ход Злюк-Клюк.
— Тесно! — сказал он иронически и вдруг перешел на шепот: — В скором времени они собираются перейти в решительное наступление.
На лице великана Лайоша Урода появилось выражение искреннего сочувствия:
— Ох, как мне их жалко! Бедняги! — Кто бедняги? — рявкнул Злюк-Клюк.
— Те, на кого они собираются решительно наступать.
— О, какие же вы бестолковые! — коварно вздохнул Злюк-Клюк.
И тут зайца Аромо вдруг осенила догадка.
— Ты хочешь сказать, что эти... что эти могопачи... — залепетал он, запинаясь, но от волнения запутался совсем, и за него договорил конь Серафим:
— Хотят напасть на нас?
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый просиял — на сколько способно сиять столь отталкивающее, уродливое существо.
— Ну наконец-то, дошло! — вскричал он довольно. — Напасть — это не то слово! Они вам лапы поотрывают, всех вас перережут, передавят, согнут в дугу, насадят на вертел, изничтожат, разрежут на кусочки, сотрут в порошок!
— О боже! — заплакала кошка Ватикоти.
У всех остальных вид был не менее жалкий. Все побледнели — кто всхлипывал, кто дрожал.
— Помогите! — слабо взывал великан Лайош Урод.
Сам гулкоголосый Зигфрид Брукнер, лев, презирающий смерть, вместо того чтобы гордо выпятить грудь в минуту опасности, лишь шептал:
— Спасайся кто может!
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый торжествующе оглядел поверженную в ужас компанию.
— Бежать вам тоже некуда. Вы окружены. Куда бы вы ни побежали, все равно попадете в руки к могопачам.
Тут началась настоящая паника! Все забегали, заметались, запричитали и зарыдали. Лишь медведь Бум-Бу-Бум, прислонившись к дереву, по-прежнему хранил молчание.
Из беспорядочного шума вырвался голос кошки Ватикоти:
— Что же нам делать?
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый явно наслаждался всей этой суматохой.
— Ну и размазни! — сказал он. — Храбрый лев Зигфрид Брукнер, гениальный заяц Аромо, голубой чудо-жеребец Серафим, сильный, как бык, Лайош Урод, знаменитая кошка Ватикоти и сама олицетворенная честность Бум-Бу-Бум, или как его там!
Медведь Бум-Бу-Бум не удостоил Злюк-Клюка даже поворотом головы — стоя по-прежнему неподвижно, прислонившись к дереву, он произнес:
— Бум-бу-бум.
— Бумчи-бумчи! — сверкнул глазами Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый. — Вот придут могопачи, набьют вас соломой, сделают из вас чучела и будут сто лет подряд показывать вас маленьким могопачатам, как самых трусливых в мире.
Ватикоти стало совсем горько. Еще и соломой набьют!
— Но что же нам делать, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, скажи! — захныкала кошка. — Я много кем хочу стать, но только уж не наглядным пособием.
Лев Зигфрид Брукнер попробовал успокоить ее: — Послушай, Ватикоти, не хнычь. Попробуем поговорить с этими могопачами. Не станут же они, в самом деле, ни с того ни с сего убивать нас. Должна же у них быть хоть капля разума.
Злюк-Клюк рассмеялся. Смех его звучал как охрипший автомобильный гудок.
— Ха-ха! Он собрался разговаривать с могопачами! Только что ты утверждал, будто знаешь, кто такие могопачи. А теперь хочешь вести с ними переговоры! Если так, то считайте, что вас убили уже сто раз. Посыплют вашу лужайку солью и следов не останется. — Выдержав многозначительную паузу, он продолжал уже другим голосом: — У вас есть только одна надежда. Все смотрели на него, затаив дыхание:
— Какая?
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый выпрямился и выпятил свою грудь-корыто:
— Я знаю, вам самим это никогда не пришло бы в голову. Но я хочу помочь вам и не стану скрывать — помочь вам может только одно: битва!
Робкая надежда, едва тлеющая в сердцах друзей, тотчас совсем угасла.
— Битва? — пробормотал Зигфрид Брукнер.
— Бей-бей, не жалей? — пролепетала Ватикоти.
— Бах-трах-тарарах? — добавил Лайош Урод.
— Вот именно, — сказал Злюк-Клюк. — Хотя шансов у нас немного. Могопачи — неустрашимые воины. Храбрые, крепкие, выносливые. И безжалостные.
Не успел он договорить, как Лес зазвенел от рыданий и причитаний. Злюк-Клюк довольно напыжился — только этого он и добивался.
— Струхнули? Ладно, тогда я пошел... И повторяю: помочь вам может только битва. Вы должны принять вызов. Хе-хе. Вступить в бой с могопачами... Ну, прощайте!
Он повернулся и пошел — спина Злюк-Клюка все удалялась и уменьшалась, от его тяжелых шагов сотрясались деревья, а от хохота дрожали кусты.
Ватикоти нерешительно шагнула ему вслед:
— О, не покидай нас, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый! О, что же с нами будет!
Все запричитали, но тут раздался строгий голос медведя:
— Бум-бу-бум!
Все звуки как ножом обрезало. Наступила оцепенелая тишина. Кошка Ватикоти, с опаской оглядываясь по сторонам, подошла к медведю и шепотом спросила его:
— Ты в этом совершенно уверен, Бум-Бу-Бум?
— Бум-бу-бум, — решительно ответил медведь. Лев Зигфрид Брукнер возмущенно взревел:
— Ты всегда во всем совершенно уверен! Ты все знаешь лучше нас. Да как у тебя язык повернулся сказать, что могопачей вообще не существует!
Самый добрый в мире великан Лайош Урод встал на защиту Бум-Бу-Бума:
— А может быть, ты видел могопачей? Зигфрид Брукнер не удостоил его ответом; вместо него к бедному Лайошу Уроду повернулся Аромо.
— Знаешь что, Лайош, — сказал с издевкой неудержимо мыслящий заяц, — я хотел бы задать тебе один вопрос. Сколько будет дважды два?
Лайош Урод задумчиво посмотрел в небо. Потом, переминаясь с ноги на ногу, потеребил штаны.
— Дважды два, это будет... Это будет ровно... не более не менее, чем... — лепетал он неуверенно и вдруг
разозлился: — Что за дурацкие вопросы, когда тут дело куда серьезнее! Могопачи!
Заяц Аромо смотрел на него снисходительно:
— И ты думаешь, что мы, говоря об этом серьезном деле, будем прислушиваться к твоему мнению, когда ты не знаешь далее, сколько будет дважды два?
Лайош Урод раздраженно топнул ногой:
— Ну ладно! Тогда дважды два — пять!
По усмешке Аромо он понял: неправильно. Уже менее решительно он сказал:
— Ну тогда... шесть... или, наверное...
— Наверное, тебе пора умолкнуть, — вмешался лев Зигфрид Брукнер. — А то еще у тебя мозги перегреются. Мы тебя лучше попросим подумать, когда соберемся жарить сало.
Лайош Урод упрямо наклонил голову:
— И все равно, я никогда не видел ни одного могопача.
Заяц Аромо небрежной походкой подошел к Лайошу Уроду и остановился перед ним, уперев лапы в бока:
— А может быть, ты видел бумеранг? Или муравьеда, или утконоса, или золотой слиток в двадцать четыре карата, или застежку для чулок, или паровой молот, или кита, или анаконду, или радикулит, или лампу, или балумбеку, или гуттермуттер? Видел? Не видел! А между тем все это существует.
Великан Лайош Урод был совсем обескуражен: ораторское искусство зайца Аромо лишило его остатков самоуверенности. Но кошке Ватикоти в речи Аромо кое-что не понравилось. Она подошла поближе.
— Насчет гуттермуттер это ты загнул. И насчет застежки для чулок тоже. Муттер, это я знаю. И на сандалиях бывают застежки, это я тоже знаю. Но вот гуттермуттер — и застежка для чулок?!
Лев Зигфрид Брукнер пристально посмотрел на Ватикоти:
— Значит, ты тоже утверждаешь, что могопачей не существует?
— Ни в коем случае, — испуганно запротестовала Ватикоти. — Только вот гуттермуттер и застеж...
Конь Серафим заорал как ужаленный:
— Да замолчите вы когда-нибудь со своими гуттермуттерами или нет?! Над нами нависла страшная опасность, а вы друг перед другом выставляетесь! Умишком щеголяете!
— Ну, у кого он есть, почему бы и не показать, — вставила кошка Ватикоти и многозначительно посмотрела на Лайоша Урода.
Бедный великан чуть не плакал:
— Честное слово, я не виноват, что медленно соображаю, но...
Что он собирался сказать после этого «но», мы уже никогда не узнаем, так как неудержимо мыслящий Аромо, подойдя к нему, хлопнул его по спине и произнес:
— Милый Лайош, никто тебя не обвиняет и не осуждает. Просто ты не знаешь, сколько будет дважды два, вот и все. Но что значит слово «молчать», ты наверняка знаешь.
— Да, знаю.
— Тогда помолчи! А мы будем готовиться к битве с могопачами. Они дорого заплатят за наши жизни!
— Ой, как мне страшно! — воскликнула Ватикоти. Но заяц Аромо уже вошел в роль.
— Только без паники, — сказал он. — Руководство борьбой с могопачами я беру на себя.
Конь Серафим посмотрел на него, прищурившись:
— Но-но! Ты, видимо, хотел сказать: мы берем на себя.
— Можно и так, — махнул лапой Аромо. — Все равно. Главное — начать, и поскорее.
— Правильно, давайте начнем, — подхватил лев Зигфрид Брукнер, но вдруг запнулся. — А что начнем? — Завертел он головой.
Заяц Аромо ходил посередине лужайки взад-вперед, по-солдатски чеканя шаг:
— Как что?! Прежде всего надо созвать военный совет.
— Бум-бу-бум, — сказал медведь Бум-Бу-Бум. Заяц побагровел:
— Бум-Бу-Бум, очень тебя прошу, не нарушай дисциплину. Еще одно замечание — и я исключу тебя из членов военного совета.
— Бум-бу-бум, — повторил медведь.
— Все, ты исключен! — закричал Аромо. — Прими это к сведению. Собирайся и уходи на другой конец лужайки!
— Правильно, — поддержала его Ватикоти, — ты не имеешь права слушать, о чем мы будем говорить на совете!
— Еще, чего доброго, разболтает могопачам, — прибавил лев Зигфрид Брукнер.
Конь Серафим тоже возмутился:
— Правильно! Убирайся на другой конец лужайки!
Медведь Бум-Бу-Бум, не говоря ни слова, повернулся к приятелям спиной, не спеша перешел на другой конец лужайки и сел там в траву. Лайош Урод, самый добрый великан в мире, смотрел на него с жалостью.
— Зря вы это делаете, честное слово, — сказал он.
— Молчать! — рявкнул Аромо.
— Вот Микка-Мяу придет, он вам покажет, — буркнул себе под нос Лайош Урод.
Неудержимо мыслящий Аромо заорал на него:
— Хочешь, чтобы мы тебя тоже исключили?
— Нет, нет... я лучше...
— Тогда сиди и молчи! — торжествовал Аромо. — Приступим к работе! По-моему, наиболее подходящий метод борьбы с могопачами — это... Это... как бы это сказать... А как по-твоему, Серафим? Какой метод избрал бы ты?
Голубой чудо-жеребец смутился. Вопрос, застал его врасплох. Да еще как врасплох! Он залепетал:
— По-моему... я считаю... раз уж могопачи такие... Тут он запнулся и замолчал, хотя все смотрели на него с огромным интересом. Заяц Аромо поддержал его:
— Ну, ну, говори! Могопачи такие...
— Могопачи, — мучительно запинаясь, бормотал конь Серафим, — совсем такие... маленькие...
Лев Зигфрид Брукнер изумленно переспросил:
— Что-что? Маленькие?
Конь Серафим замотал головой:
— То есть большие.
Зигфрид Брукнер удивился еще больше:
— Большие?
Тут конь Серафим окончательно запутался и, собравшись с духом, выпалил решительно:
— Я хотел сказать, средние.
До сих пор Лайош Урод слушал голубого чудо-жеребца раскрыв рот, но тут он не выдержал и спросил:
— Так все-таки маленькие, большие или средние? Заяц Аромо резко повернулся к нему:
— Я же тебя просил не задавать глупых вопросов! А ты, Серафим, скажи нам, в самом деле, какие могопачи. Маленькие, большие или средние?
Конь Серафим опустил глаза и кашлянул:
— По правде говоря, я видел того могопача только издалека.
— Рост молено определить и издалека, — сказал гулкоголосый Зигфрид Брукнер.
Конь Серафим пытался уйти от ответа:
— Видишь ли, это не совсем так. Ведь если расстояние очень большое, то могопач кажется маленьким, не так ли? А если расстояние очень маленькое, то могопач кажется огромным.
— Не говоря уже о среднем расстоянии, — заметил неудержимо мыслящий Аромо.
— Почему? А что тогда? — полюбопытствовал Лайош Урод.
— Лайош! Лайош! — зашикали на него. Кошка Ватикоти повернулась к коню Серафиму:
— Иными словами, весь вопрос в том, с какого расстояния ты видел этого могопача.
Конь Серафим не отступал:
— Я же говорю: издалека.
— Ну и каким же он тебе показался издалека? — спросил заяц Аромо.
— Далеким... — Голубой чудо-жеребец задумался. — Если это вообще...
Все ждали продолжения, но конь Серафим умолк.
— Если это вообще... — подсказал ему лев Зигфрид Брукнер.
— Если это вообще был могопач, — с трудом выдавил из себя конь Серафим.
Все пришли в изумление.
— Значит, не исключено, что ты видел вовсе и не могопача? — спросил заяц Аромо.
— Не исключено, — кивнул конь Серафим. — Может быть, это был просто куст бузины. Или пенек. Тем
более, что, когда я издалека видел это далекое нечто, было уже далеко за полночь.
Чтобы понять это невнятное объяснение, всем пришлось немного подумать. Не говоря уже о самом добром великане в мире Лайоше Уроде, которому пришлось думать изо всех сил.
Один лишь Бум-Бу-Бум, видимо, понял все сразу — на другом конце лужайки ему было хорошо слышно, о чем разговаривают друзья, — так как медведь произнес:
— Бум-бу-бум.
— Ну это уж слишком! — взвизгнул неудержимо мыслящий Аромо. — Придется его наказать.
Тут все подскочили к Бум-Бу-Буму и обступили его.
— Не забывай, у нас введено военное положение! — кричал Аромо.
Лев Зигфрид Брукнер торжественно указал лапой на Бум-Бу-Бума:
— Объявляю тебя регенатом.
— Может быть, генератором? — поправила кошка Ватикоти.
— Ренегатом, — сказал заяц Аромо, на этот раз правильно.
Ватикоти размахивала лапами:
— Регенатор или генератор, это все равно. В наказание мы привяжем тебя к дереву. Тогда уж ренегатничай сколько хочешь!
Они быстро раздобыли где-то веревку и в два счета привязали бедного Бум-Бу-Бума к дереву. Один Лайош Урод не участвовал в этом — испуганно прыгая вокруг приятелей, самый добрый великан в мире восклицал:
— Бедный Бум-Бу-Бум! Что вы делаете! Бедный Бум-Бу-Бум!
Заяц Аромо рявкнул на него:
— Может быть, привязать тебя рядом с медведем?!
О нет, только не это! Лайош съежился и не произнес больше ни звука. А остальные тем временем связывали Бум-Бу-Бума.
— Вот так, — удовлетворенно произнес неудержимо мыслящий Аромо. — А если еще хоть слово скажешь, заткнем тебе рот. Ясно?
И все пошли обратно — продолжать военный совет.
— Опаснее всего враг внутренний, — бормотал лев Зигфрид Брукнер.
— Мы остановились на том, что было далеко за полночь, — взял слово заяц Аромо. — И тот куст бузины или пенек, который ты видел, возможно, и не был могопачем.
Серафиму надоело быть козлом отпущения.
— Да. Ну, ничего страшного, — произнес он язвительно, — остаетесь еще вы, а вы-то наверняка видели могопачей с более близкого расстояния и при свете дня.
— Да уж видели, — осторожно ответил лев Зигфрид Брукнер.
— Еще бы, — сказал еще осторожнее заяц Аромо.
— Ясное дело, — прошептала кошка Ватикоти. Лайош Урод, самый добрый великан в мире, вскинул голову.
— А может быть, я тоже видел? — спросил он взволнованно.
— Может быть, — кивнул лев Зигфрид Брукнер.
— Но он тебе, наверное, показался кустом бузины.
— Или пеньком.
Лайош Урод был поражен:
— Надо же, мне это и в голову не приходило! А ведь сколько я кустов бузины и пеньков перевидал в последнее время... Так, значит, это были могопачи. — Он вскочил и повернулся к Бум-Бу-Буму: — Бум-Бу-Бум! Слышишь, Бум-Бу-Бум!
— Вести разговоры с ренегатом запрещается, — строго заметила кошка Ватикоти.
Великан Лайош Урод умоляюще посмотрел на своих друзей:
— Ну хватит вам, давайте его отпустим! Но все на него зашикали.
— Ты что, не понимаешь? У нас военное положение! — рассердился лев Зигфрид Брукнер. — Не будем
отвлекаться!
— Правильно, — согласился заяц Аромо. — Пожалуйста, Зигфрид, расскажи нам о своей встрече с могопачами.
— А почему я? — испугался лев Зигфрид Брукнер. — По-моему, лучше тебе начать.
Неудержимо мыслящий Аромо почесал в затылке.
— Пусть лучше кошка Ватикоти начнет, — сказал он.
Против этого лев Зигфрид Брукнер не стал возражать.
— Правильно, Ватикоти, твоя очередь, — поддержал он.
Тут уже у Ватикоти испуганно забегали глаза. Но испуг ее продлился лишь мгновение — она самоуверенно улыбнулась и начала:
— Ну, видите ли, могопачи... Могопачи в два раза больше слонов. У них по пять ног и по пять лап. И в каждой из пяти лап они держат по кортику.
— По чему? — Переспросил Лайош Урод, позеленев.
— По кортику. Это кинжал такой. Нож, — пояснила Ватикоти.
— Ну все, конец! — задрожал от страха самый добрый великан в мире.
Лев Зигфрид Брукнер, впрочем, чувствовал себя не лучше.
— А ты уверена, что у них по пять ног? — спросил он.
— Я уверена в этом так же, как и в том, что у них по пять лап, — хитро ответила Ватикоти.
Заяц Аромо подозрительно посмотрел на кошку:
— Извини, конечно, Ватикоти, но не скажешь ли ты, где ты их видела? И с какого расстояния?
— То есть как где? То есть как с какого расстояния? Нигде я их не видела.
Все озадаченно смотрели на кошку, не зная, радоваться им или возмущаться.
— А откуда же ты тогда взяла, что... это... пять лап... пять ног... да еще кортики?.. — спросил неудержимо мыслящий заяц.
— Я их так себе представляю, — без тени смущения ответила кошка Ватикоти.
Презирающий смерть лев Зигфрид Брукнер вскипел:
— Нет, это просто смехотворно! Нам еще твоих представлений недоставало!
— Да будет тебе известно, что у меня самое богатое, самое чудесное в мире воображение, — заметила Ватикоти.
— На кой черт нам твое воображение! Оставь его при себе. Надо же, пять лап! А почему не двадцать пять?!
Аромо пытался примирить приятелей:
— Не стоит портить друг другу нервы бесполезными спорами. А что касается воображения, иногда оно бывает небесполезным.
— Ну, скажу я вам! — все возмущался лев Зигфрид Брукнер. — Не хватало еще, чтобы и ты могопачей видел только в своем воображении.
Лайош Урод, самый добрый великан в мире, испуганно топтался возле них, то и дело бросая взгляды в сторону связанного Бум-Бу-Бума.
— Давайте освободим медведя, — просил он, но лев Зигфрид Брукнер прикрикнул на него.
— Молчи! Пусть Аромо расскажет о могопачах.
— А что? И расскажу! Правда, я не видел могопачей...
— Ну вот, пожалуйста! Не видел! — закричал конь Серафим.
Заяц Аромо бросил в его сторону строгий взгляд:
— Видеть не видел, но зато слышал.
Лайош Урод с глубоким уважением посмотрел на неудержимо мыслящего Аромо.
— Они... разговаривали? — спросил он.
— Нет, не разговаривали. Они со свистом пролетали над деревьями.
Лев Зигфрид Брукнер вскочил, охваченный волнением:
— Ты хочешь сказать, что они умеют летать?
— Да. Была ночь. И вдруг я слышу: фьи-и, а потом, фью-у, ших-шух. Это они со свистом пролетали над деревьями.
— А почему ты решил, что это были могопачи? — спросила кошка Ватикоти.
— А кто же еще? Ты когда-нибудь слышала ночью что-нибудь вроде фьи-и-фью-у-ших-шух?
— Как-то раз... — сказала Ватикоти, — как-то раз слышала. Но это был храп льва Зигфрида Брукнера.
— Что? Неправда! Я не храплю!
— Давай не будем спорить, — вяло махнул лапой заяц Аромо. — Тебе, Зигфрид, везет.
— Почему это мне везет?
— Потому что, когда ты храпишь, ты всегда спишь. И слушать свой храп тебе не приходится.
Лев Зигфрид Брукнер открыл было рот, но возразить не успел. Над Лесом вдруг что-то засвистело и завыло: фьи-и-фью-у-ших-шух, а потом застучало, загудело, зазвонило. И снова установилась полная тишина.
Ватикоти, дрожа, спряталась за спину коня Серафима:
— О господи, а это еще что такое?!
Все переглянулись, охваченные страхом, думая об одном и том же. Неудержимо мыслящий Аромо сказал:
— Нет сомнения, это могопачи! Начали разведывательные полеты.
Тут снова раздались грохот, гудение и свист: фьи-и-фью-у-ших-шух-динь-дон-бом. Ой-ой-ой!
— А мы еще ничего не сделали, — причитала кошка Ватикоти за спиной у коня Серафима. — Скорее же, Лайош Урод! Наломай дубинок. Встретишь их на дороге и будешь бить дубинками до тех пор, пока они не повернут обратно. А если понадобится, научишься летать!
Самый добрый великан в мире побежал сломя голову за дубинками. Вот донесся хруст ломающихся веток: Лайош Урод очень старался, да и силы ему не занимать. Дубинки, должно быть, получались внушительные.
Неудержимо мыслящий Аромо стоял посреди лужайки, растерянный донельзя.
— С дубинкой против летающих могопачей... — прошептал он.
— Да, это верно, — вскинул голову конь Серафим. — Но вообще-то мы еще не знаем точно, какие эти могопачи. Зигфрид! Ты наверняка видел могопачей, скажи нам: какие они?
Лев Зигфрид Брукнер, от страха спрятавшийся за ствол ближайшего дерева, дико вращал глазами:
— Видишь ли, могопачи — существа исключительно странные.
— Ну, а все-таки?
— Они то такие, то совсем другие.
— Но летать-то они умеют, — вставил заяц Аромо. — В этом я был прав, не так ли?
— Это по-разному, — торопливо заговорил лев Зигфрид Брукнер. — Они нападают и на суше, и на воде, и в воздухе, и... — Он умолк и весь задрожал — слышно было, как у него стучат зубы.
— И? — спросил конь Серафим.
— И под землей, — произнес наконец лев. Кошка Ватикоти сказала с надеждой в голосе:
— Но ведь поблизости нет никакой воды. Ни озера, ни речки.
— А что им до того, — ответил лев Зигфрид Брукнер замогильным голосом, — они себе водопровод проведут!
Лайош Урод выбежал из леса со связкой дубинок.
— Ну, этого нам вполне хватит, — решил самый добрый великан в мире. — Я возьму пока две дубинки и выйду на тропинку.
Он повернулся и пошел, но заяц Аромо окликнул его:
— Стой! Приказа еще не было.
Лайош Урод остановился и удивленно посмотрел на Аромо:
— Какого приказа?
Неудержимо мыслящий заяц гордо выпятил грудь:
— Ты, видимо, забыл: у нас введено военное положение. Ты должен действовать согласно приказу главнокомандующего.
Лайош Урод растерянно огляделся по сторонам:
— Ах да. Правильно... но... но кто у нас главнокомандующий?
Аромо надулся так, что, казалось, вот-вот лопнет.
— Я! — Сказал он. Конь Серафим повернулся к нему:
— Что-что?
Тут и лев Зигфрид Брукнер выскочил из-за дерева:
— Как ты сказал? Почему это ты — главнокомандующий?
Заяц упер лапы в бока:
— А кто здесь, интересно, умнее всех? Я! Значит, я и главнокомандующий.
— Еще чего! — возмутился лев Зигфрид Брукнер. — Как бы не так! Зайцу командовать львом! И не просто там каким-то львом, а мной! Самым умным, самым храбрым в мире львом. Надо же, главнокомандующий! Курам на смех!
Конь Серафим одобрительно кивал:
— Да, сомнений быть не может: только один из нас способен командовать.
— Вот видишь, — обрадовался лев Зигфрид Брукнер, — и Серафим со мной согласен.
— Согласен, — сказал конь Серафим. — Во всяком случае, заяц не может командовать нами. Чтобы зайцу подчинялись лев и конь — ну уж нет!
Кошка Ватикоти заметила несколько обиженно:
— А меня ты забыл?
— Нет, не забыл, Ватикоти. И тобой заяц тоже не имеет права командовать.
Лайош Урод, самый добрый великан в мире, стоял перед приятелями раскрыв рот, глядя то на одного, то на другого и крепко сжимая приготовленные дубинки. Между тем лев Зигфрид Брукнер попытался придать себе как можно более героический вид.
— Главнокомандующим способен быть только один из нас, — сказал он. — И притом только лев. То есть я.
Конь Серафим топнул ногой:
— Этого еще не хватало — какой-то бестолковый лев!
— Кто бестолковый? А ну-ка повтори! — оскалился лев Зигфрид Брукнер.
— Главнокомандующим должен стать рассудительный конь, — вдохновенно продолжал конь Серафим. — То есть я.
— Ах, рассудительный конь! — заорал лев Зигфрид Брукнер, подскочил к Лайошу Уроду и, вырвав у него одну из дубинок, застыл в угрожающей позе.
Голубой чудо-жеребец, не растерявшись, схватил вторую дубинку и замахнулся на Зигфрида Брукнера:
— Да на кого ты лезешь? Ах ты старое, беззубое подобие льва!
Еще мгновение — и они сцепились бы, но поднятые дубинки застыли в воздухе... Фьи-и-фью-у-ших-шух! Лес вокруг зазвенел, загудел, засвистел и завыл — тишина вдруг взорвалась.
Оба претендента на пост главнокомандующего, в одно мгновение позабыв обо всем на свете, побросали дубинки.
— Спасайся кто может! — завопил храбрый лев. — Могопачи идут! — И, как белка, в единый миг исчез в кроне старого дерева.
Вслед за ним и конь Серафим исчез в высокой траве, спряталась и кошка Ватикоти. Один Лайош Урод прыгал вокруг Бум-Бу-Бума: нужно во что бы то ни стало освободить медведя! Но шум все усиливался, ему становилось все страшнее — и в конце концов самый добрый великан в мире убежал, бросив бедного связанного Бум-Бу-Бума на произвол судьбы. О горе, могопачи идут!
Однако никто так и не появился. Грохот, вой и свист наконец прекратились. Наступила тишина. Но приятели, притаившись, все не решались покинуть свои укрытия. Сердца их громко стучали.
Но тут застучало что-то еще. Вернее, забухало. Нет, вернее даже, затопало: дипп-допп! Однако эти звуки казались теперь не столь уж и страшными. Их было не трудно узнать: так шагал Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
Он вышел на лужайку. Куда это все подевались? Тут он заметил связанного Бум-Бу-Бума. Глаза у Злюк-Клюка заблестели.
— Я смотрю, Бум-Бу-Бум, могопачи уже взяли тебя в плен?
Медведь презрительно отвернулся — насколько ему позволили сделать это веревки, которыми он был связан.
— Бум-бу-бум, — сказал он.
— Бормочи-бормочи, — злорадно усмехнулся Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый. — По мне, так ты хоть весь оббормочись.
Первой подала голос из своего укрытия кошка Ватикоти:
— Это ты, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый?
— Ну, я. Ты где? Ватикоти вылезла из-за куста:
— Здесь. Мы думали, это могопачи идут.
— А разве они не появлялись? Я слышал, как они тут расшумелись. А вы-то слышали?
— О, еще бы не слышали! Оттого мы так и испугались!
Взгляд Злюк-Клюка по-лисьи забегал по сторонам. На верхушке дерева, стоящего неподалеку, он заметил Аромо.
— Смотри-ка, а вон какой-то заяц, — сказал он язвительно. — Неудержимо мыслящий Аромо?! Ну, скажу я вам, в жизни не видел, чтобы заяц так перетрусил. От страха он даже научился лазать по деревьям.
— Не я один. Научился и еще кое-кто, — проворчал Аромо.
Тут Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый заметил наверху, среди ветвей, льва Зигфрида Брукнера:
— Что это ты там делаешь?
— Размышляю, — пробормотал Зигфрид Брукнер. — Для размышлений лучше места не найти.
Из высокой травы появилась голова коня Серафима:
— Что значит размышляешь? Ты туда залез от страха!
Зигфрид Брукнер выпятил грудь:
— Когда это ты видел, чтобы я чего-нибудь боялся? — Но все же гулкоголосый лев предпочел не продолжать этот разговор и повернулся к Злюк-Клюку Великоголово-Малоголовому: — Любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, скажи, ты видел могопачей?
— Они могут напасть на вас в любую минуту, — зловеще проскрежетал Злюк-Клюк. Затем умолк и, прищурившись, обвел взглядом всю компанию: — Хотя, впрочем... я мог бы остановить их.
Все скорей обступили Злюк-Клюка и стали с мольбой на него смотреть:
— Помоги нам, любезный Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый!
Казалось, Злюк-Клюк полон сомнения: помогать или не помогать? В конце концов он милостиво кивнул:
— Ну так и быть, помогу. Но только не даром!
— Проси все, что тебе угодно, — сказал заяц Аромо, — нам ничего не жалко.
В глазах Злюк-Клюка запрыгали алчные искорки.
— Отдайте мне ваши сокровища! — прошептал он жадно.
— Наши что? — переспросил конь Серафим.
— Ваши сокровища. Золото, серебро, алмазы, деньги, статуэтки из яшмы, карбункулы, последние гроши, неломаные и ломаные, — все отдайте мне. Тогда я вас спасу.
Друзья растерялись:
— Но у нас нет никаких сокровищ.
— Врете! — Заорал Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый.
В глазах льва Зигфрида Брукнера мелькнул странный огонек.
— Если ты имеешь в виду мои красные подтяжки, — проговорил он торопливо, — то мне тебя очень жаль. Их я не отдам.
— Да кому нужны твои старые подтяжки?! А ну гоните сокровища, а не то сейчас дам знак могопачам!
— И вовсе они не старые. Совсем новенькие, — обиделся лев.
Неудержимо мыслящий Аромо кричал, размахивая лапами перед носом Злюк-Клюка Великоголово-Малоголового:
— Нет у нас сокровищ, пойми же ты наконец! Ты что-то перепутал.
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый пыхтел от злости:
— Ты хочешь сказать, что вы поселились в Квадратно-Круглом Лесу просто так? А не для того, чтобы собирать сокровища и богатеть? Так я вам и поверил!
— Ну, верь не верь, — сказала Ватикоти, — а сокровищ у нас никаких нет. Ломаных грошей и тех нет.
Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый угрожающе повернулся спиной:
— Ну тогда все! Зову могопачей.
— Не надо, не надо, — закричали все в один голос. — Пожалей нас! Попроси чего-нибудь еще. Прогони могопачей.
И тут из глубины Леса до них донеслись тихие, слабые звуки — чьи-то шаги. Все прислушались.
— Могопачи, — прошептала кошка Ватикоти, объятая ужасом.
— Помогите!
— Спасайся, кто может!
Один лишь Лайош Урод, самый добрый великан в мире, широко улыбался, показывая в улыбке почти все свои тридцать два зуба.
— Да ведь это наш Микка-Мяу, — сказал он радостно.
О, тут Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый заметно помрачнел.
— Кот Микка-Мяу. Вот черт! — прошептал он злобно.
Да, это был Микка-Мяу. Кот вышел на лужайку и все запрыгали от радости; страх испарился в одно мгновение. Один Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый не мог скрыть своего раздражения.
— Привет, — кивнул Микка-Мяу всей компании, а затем повернулся к Злюк-Клюку: — Мое почтение, господин Злюк-Клюк. Значит, сюда пожаловали?
— Я... вот тут... — забормотал, запинаясь, Злюк-Клюк.
В это время кот Микка-Мяу заметил связанного Бум-Бу-Бума и побежал к нему:
— А это еще что такое?! Кто связал медведя?
— Бум-бу-бум, бу-бум, бум-бу-бум, — рассказал ему Бум-Бу-Бум.
— Вот это да! — удивился кот Микка-Мяу, развязывая тем временем узлы. — И они все поверили?
— Бу-бум, — сказал медведь.
— И конь Серафим?
— Бу-бум, бу-бум.
— А что ему от вас было нужно?
— Бум-бу-бум.
Микка-Мяу звонко рассмеялся:
— Прекрасно! Сокровища? Золото?
Все сгрудились вокруг Микки-Мяу и Бум-Бу-Бума, один лишь Злюк-Клюк застыл как вкопанный на другом краю лужайки.
Лев Зигфрид Брукнер, горячась, объяснял Микке-Мяу:
— Не верь медведю, мы своими ушами слышали могопачей. Они еще оружие свое испытывали.
— Да, — подхватила кошка Ватикоти, — грохотали, свистели и завывали.
Кот Микка-Мяу хлопнул себя по лбу:
— А, теперь мне все понятно! Ну-ка, Лайош, сбегай вон за тот куст.
Самый добрый великан в мире скорей помчался туда.
— Ну, что ты там видишь?
— Двуручную пилу и бочку из-под бензина! — крикнул Лайош Урод из-за куста.
— Подвигай-ка пилой!
Лайош Урод подвигал. Звук получился такой: фьи-и-фью-у-ших-шух. Потом он постучал по бочке из-под бензина: динь-дон-бум.
— И этого вы испугались? — спросил кот Микка-Мяу.
О, как всем стало стыдно! Вот это могопачи! Злюк-Клюк Великоголово-Малоголовый, вконец разоблаченный, стал бочком красться в сторону деревьев. Заметив это, лев Зигфрид Брукнер кинулся к дубинкам.
— Ты хотел нас обмануть, — заорал он, — ах ты негодяй! Меня, самого умного в мире льва! — И, пифф-пуфф, принялся швырять в Злюк-Клюка дубинки.
Под ударами дубинок спина Злюк-Клюка Великоголово-Малоголового гудела: диннь-донн! Зигфриду Брукнеру, если он и не был самым умным и самым храбрым львом в мире, все же нельзя было отказать в меткости.
— Здорово! — радовалась кошка Ватикоти.
— Надо же, сокровища! — ворчал конь Серафим. — Сумасшедший! Какие у нас могут быть сокровища?!
Кот Микка-Мяу покачал головой.
— А между тем ему это почти удалось, — сказал он.
— Что почти удалось?
— Лишить нас наших сокровищ. — Глаза кошки Ватикоти заблестели:
— Так у нас все-таки есть сокровища?
— Конечно, есть, — сказал Микка-Мяу, — но только не такие, какие хотелось заполучить Злюк-Клюку Великоголово-Малоголовому.
— А какие же?
— А разве ум неудержимо мыслящего Аромо не сокровище? А мудрость коня Серафима? А жизненный
опыт льва Зигфрида Брукнера? А твое обаяние, Ватикоти? Видите, все это вы чуть было не потеряли. Лишь честность медведя Бум-Бу-Бума и доброе сердце великана Лайоша Урода остались непоколебленными.
— Но великан тоже перетрусил, — сказала Ватикоти. — От тоже поверил в могопачей.
— Но он, по крайней мере, наломал дубинок и приготовился защищать вас, — возразил Микка-Мяу.
Конь Серафим печально опустил глаза:
— Этими дубинками не мешало бы и нас самих поколотить.
— Бум-бу-бум, — произнес медведь Бум-Бу-Бум.
— Конечно, Бум-Бу-Бум. Ты прав, не будем больше говорить об этом, — поддержал его кот Микка-Мяу. — Правда, и забывать об этом не стоит.
Но тут лев Зигфрид Брукнер выскочил на середину лужайки и принялся стучать себя в грудь, громко
крича:
— Но главнокомандующий все равно я! Ты когда-нибудь видел, Микка-Мяу, чтобы заяц командовал львом? Неслыханно! Способы борьбы с могопачами лучше всех знаю я! Да, я!
— Бум-бу-бум, — сказал медведь Бум-Бу-Бум.
И он был прав.